В феврале в Республике Алтай завершился зимний учет снежного барса.
Недавно в фотоловушки попали самка снежного барса и ее котята. © / Национальный парк «Сайлюгемский»
Половина снежных барсов России живёт на Алтае. Они не нападают на человека, но и не боятся его. До человека ирбису просто нет дела – его интересуют только аргали и козероги. Чего нельзя сказать о людях – именно человек представляет для хищника наибольшую угрозу. Из-за вседозволенности 90-х численность снежного барса в России сильно сократилась. На некоторых территориях, как, например, на юге Красноярского края – его почти полностью истребители – теперь там живёт один единственный барс, и шансов на восстановление популяции практически нет.
В конце февраля у снежных барсов начался период гона – небольшого периода, когда ирбисы, одиночки по своей натуре, готовы спускаться с гор и путешествовать в поисках самца или самки. А для учёных конец зимы – время пробираться к установленным фотоловушкам, чтобы проверить накопившиеся с осени снимки, изучить следы животных, найти экскременты, поскребы на почве и задиры на деревьях. Одним из главных специалистов по снежным барсам в России является старший координатор проектов по сохранению биоразнообразия Алтае-Саянского отделения Всемирного фонда дикой природы Александр Карнаухов.
Снежные барсы – это и мечта и жизнь учёного, который в конце февраля в Кош-Агачском районе Республики Алтай прошёл по тропам, по которым ходит ирбис. С Александром Карнауховым побеседовал корреспондент АиФ-Алтай.
Константин Ермолин, АиФ-Алтай: Александр Сергеевич, как возникает стремление изучать больших диких кошек?
Александр Карнаухов: У меня такое желание сформировалось в детстве – всегда знал, что буду биологом. Уже в 9 классе школы планировал, на какую кафедру биологического факультета Томского госуниверситета нужно ориентироваться – на кафедру позвоночных животных. Мук выбора профессии не было. Хотя мать - химик-технолог, а отец – водитель. Дедушка хотел стать биологом, но рано завёл семью – нужно было работать, а не учиться. В большей степени на выбор повлияли фильмы про снежных барсов, которые смотрел по телевизору в детстве – сразу влюбился в это грациозное животное. Но ничего рационального в таком решении не было. Когда поступил – сразу сказал на кафедре, что хочу заниматься снежным барсом. Мне сказали, что для этого я ещё слишком молод, крупные кошки ещё впереди, а пока нужно заниматься горными баранами.
- Мало принять решение о любви к кошкам, надо его придерживаться?
- А я не всё время придерживался. Сразу после получения диплома вообще не по специальности работал – был экспедитором. Да и в Москве три года работал редактором в издательстве «Просвещение», редактировал учебники по биологии. Первой работой по большим кошкам стала должность лаборанта в заповеднике «Кедровая падь» на Дальнем Востоке – занимался дальневосточными леопардами. Проработал полгода, потом руководство в заповеднике сменилось, пришлось уйти. Но не думаю, что остался бы там надолго в любом случае – в целом дальневосточный климат мне не понравился, слишком сыро. Природа красивая, просто не мой край. После этого работал в издательстве. Затем в Институте проблем экологии и эволюции им. А.Н. Северцова РАН начался проект по изучению снежного барса в Южной Сибири и меня туда пригласили. Семь лет ездил из Москвы в Сибирь, к местам обитания барса, на машине – дорога до Новосибирска занимала два-три дня. Потом проект закончился – устроился во Всемирный фонд дикой природы. Работал в Туве, Саяно-Шушенском заповеднике, Бурятии, было несколько экспедиций на Алтай.
Снежный барс в горах Алтая. Фото: Национальный парк «Сайлюгемский»
- Чего больше – работы по конкретным проектам или научных изысканий?
- Есть и то, и другое. Конечно, больше времени занимает работа по проектам – это не только полевые выходы, но и составление, обоснование проектов, поиск спонсоров, исполнителей. Чаще всего инициатива исходит от нас – мы формулируем проблему, обозначаем пути решения, потом ищем спонсоров. Но бывает и так, что приходит человек с деньгами и говорит – хочу спасать барсов. Приходится под конкретного человека писать проект – например, он хочет фотоловушки поставить. Так у нас началась работа по внедрению фотоловушкек с функцией дистанционной передачи данных, разумеется, только в тех местах, где есть устойчивая сотовая связь. Просто человек пришёл, сказал, что в мире такой опыт есть, и он готов оплатить установку в России в каком-то месте. Мы ему сразу сказали, что таких мест в стране всего два – с устойчивой сотовой связью в районе обитания барса. В итоге установили фотоловушки в Бурятии.
- А какие научные задачи приходится решать?
- Моя основная задача – подсчитать точно - сколько снежного барса осталось в России. Потому что достоверных данных нет. Все оценки, которые есть – от 70 до 90 особей – это, по сути, экспертное мнение. Только последние два-три года начали массово использоваться фотоловушки, которые позволяют получать объективные данные. И также только последние восемь лет применяется молекулярно-генетическая диагностика экскрементов, которая позволяет точно установить численность, половой состав и степень родства отдельных особей.
А раньше всё основывалось на маршрутных данных – человек прошёл, следы посчитал. Этот метод обладает большой погрешностью – солнце вышло, отпечаток следа на снегу немного подтаял и он уже на несколько миллиметров больше. И уже многим может показаться, что это разные особи ходят, а на самом деле один и тот же зверь. Все методы имеют свои ограничения и их надо использовать комплексно. Мы сейчас как раз этим занимаемся - сравниваем данные, полученные с помощью разных методов. По Бурятии они почти полностью совпадают - там получается предварительно 12-15 особей - и по данным фотоловушек, и по данным молекулярно-генетического анализа экскрементов.
Вторая наша задача – оценка современного ареала. В конце 90-х отдельные группировки барса практически исчезли и ареал сильно изменился. Сейчас у нас работа идёт только на пяти-шести модельных участках, где постоянно используются фотоловушки, проводится мониторинг. Остальная часть ареала практически не охвачена постоянными исследованиями. В прошлом году обследовали Центральный Саян – стык границ Бурятии и Иркутской области. Следов снежного барса не обнаружили, но на основе опроса местных жителей определили потенциальные места, поставили фотоловушки – этим летом будем их проверять, возможно, какая-то информация появится. Также прошлым летом обследовали плато Укок на Алтае – в июле поставили 10 фотоловушек, в ноябре проверили, и на кадрах оказалась самка с двумя котятами. Это редкая удача – копытных на плато мало и барсу есть почти нечего. Следы барса видели там в ходе экспедиции 2013 года, но с тех пор на плато никто снежного барса не исследовал. Задача была подтвердить или опровергнуть жизнь барса на Укоке.
Деньги разъединяют
- Что дают научные поездки в другие места обитания барса - в Киргизию, Таджикистан, Индию?
- Такие поездки – это, во многом, не само сохранение барса, а только разговоры об этом. Постоянно проводятся какие-то совещания, на которых говорятся красивые слова – например, в Киргизии на Международном форуме по сохранению снежного барса и его экосистем, прошедшем в конце августа 2017 года в Бишкеке. Собрались представители 12 стран, где он живёт, много говорили, в том числе и что нужна единая программа мониторинга и исследований ирбиса. Мы презентовали свою программу, предложили её использовать, дорабатывать. По сути это даже не российская, а международная разработка – её представлял доктор Родни Джексон, пионер в изучении барса, основатель и директор фонда «Snow Leopard Conservancy». Но и к нему никто не прислушался.
По сути все делят деньги на сохранение барса. В Индии тоже было много разговоров. Только в Таджикистане, к счастью, не было совещаний, а была полевая работа по учёту горных баранов. В России на начальном этапе работ по изучению снежного барса какое-то время каждый тянул одеяло на себя – было три исследовательские группы, каждая из которых копила свои данные, и ни с кем ими не делилась. А потом случайно встретились, решили посмотреть данные друг друга – оказалось, что у всех трёх групп учёных зафиксирован один и тот же самец, хотя каждый считал, что это отдельная особь. Сейчас усилия в России объединены, есть общая база данных, к которой имеют доступ исследователи.
Снимок с фотоловушки. Национальный парк «Сайлюгемский»
- После того как учёные установят численность и выявят современный ареал снежного барса, какие задачи будут выполнять дальше?
- Общая задача – сохранение барса. Нужна постоянная поддержка антибраконьерских усилий, работа с местным населением. Важна и научная задача – в частности выявление заболеваний у снежных барсов. Ещё более важная задача – восстановление популяции горных копытных, объектов питания снежного барса. Это позволит в итоге увеличить и численность ирбиса. По сути, сохраняя снежного барса - мы сохраняем всю экосистему – сохраняем места его обитания, популяцию копытных.
Другое отношение
- Меняется ли отношение местных жителей к тем же козерогам и горным баранам?
- Человек остаётся главной угрозой копытным. Подвижки есть, но пока слабые – больше на Алтае и в Бурятии, в меньшей степени в Туве. В Бурятии, по крайней мере, в районах обитания снежного барса, высок авторитет старейшин – если они призывают своих сельчан беречь тот или иной вид животных – к ним прислушиваются. Основная проблема - в менталитете – жизнь меняется, природные условия меняются, а привычки остаются. Если раньше можно было охотиться, не особо себя сдерживая, потому что зверя было больше, то сейчас условия другие - зверя мало, и необходимо умерять свои желания. Но задача по изменению отношения к природе не сиюминутная, минимум - в пределах одного поколения. Сейчас отношение к барсу в основном спокойное – особенно на Алтае. В Туве он чаще нападает на скот, поэтому его чаще, чем на Алтае, воспринимают как врага.
- Как массово воспитать экологическое сознание, вырастить внимательное к природе молодое поколение?
- Нужно менять образовательные программы, вводить экологию как обязательную дисциплину. Либо обращаться к людям на массовых мероприятиях, через средства массовой информации. Невозможно изменить отношение к животному миру в одиночку. Нужно показывать детям и красоту природы, и рассказывать, что не все так хорошо, что есть серьезные проблемы в сохранении многих видов животных и растений. Чтобы каждый знал, что есть не только город, но и горы, и там живёт снежный барс, которому очень не просто.
- У вас есть дети, вы их этому учите?
- У меня два сына, они ещё маленькие, но у старшего, которому 3,5 года, уже есть какое-то понимание – с каждой командировки привожу ему снежных барсов из войлока или ещё какую-нибудь игрушку. С одним из этих снежных барсов он вообще не расстаётся - даже ходит с ним в детский сад. Но популярных книг для детей про барсов сегодня очень сильно не хватает. Вся природоведческая литература у нас, по сути, советская. Современной нет. Хотя, как и в Советском Союзе, так и в России на государственном уровне барсом никто не занимался и не занимается.
- Как семья реагирует на выезды в поля, на командировки?
- Тяжело, но куда деваться? Уже привыкли. Иногда командировок много – последние месяцы они шли друг за другом – за два месяца пару раз по неделе всего был дома.
- Какую работу приходится вести после возращения из командировок?
- В основном бумажная работа - заявки, планы, отчёты. Чем дольше в командировке – тем больше догов накапливается. Это занимает очень много времени. Работаю дома, по вечерам. С одной стороны, хорошо – свободный график, с другой - сложно объяснить ребёнку, почему нет времени с ним поиграть.
- Уже удалось сказать новое слово в науке?
- У меня до сих пор висит недописанная кандидатская диссертация по снежному барсу. Просто не хватает времени, хотя научных данных накоплено на несколько работ. Но чтобы завершить - нужно на несколько месяцев выпасть из реальности и заниматься только диссертацией, довести её до логического завершения.
- Видели барса своими глазами?
- Только на Памире в Таджикистане. Барса трудно встретить, тигра – куда проще. За полгода работы на Дальнем Востоке дважды видел тигра и один раз леопарда, а за 7 лет работы с барсом я его в России ни разу не встретил.
- Возникает переживание за какого-нибудь конкретного барса?
- Конечно, особенно если постоянно получаешь информацию о животном, ждёшь, где, на какой ловушке он пройдёт в следующий раз. Нельзя не любить этих кошек – они особенные.
Кстати
В небольшой и небогатой стране Бутан снежный барс стал национальной идеей. Вся страна заставлена фотоловушками, в каждой деревне есть человек, который занимается снежным барсом, туристам продаётся огромное количество сувениров, связанных с ирбисом – фотографии, картины, амулеты, игрушки.
Досье АиФ
Александр Карнаухов, старший координатор проектов по сохранению биоразнообразия Алтае-Саянского отделения Всемирного фонда дикой природы. Родился и вырос в Новосибирске. С самого раннего детства любил гулять по лесу, собирать грибы и ягоды. После окончания школы поступил на Биофак Томского университета. С 2010 года участвует в проектах по изучению снежного барса в Южной Сибири.
