Как живут дикие животные в городских условиях? Надо ли кормить уток или белок? Можно ли давать им хлеб? Зачем животным спячка? Должен ли человек регулировать численность животных? Что означает обоняние для животных и человека? Можем ли мы развить свой нюх? На эти вопросы отвечает Алексей Васильевич Суров, заведующий лабораторией сравнительной этологии и биокоммуникации, заместитель директора Института проблем экологии и эволюции имени А.Н. Северцова, член-корреспондент РАН, доктор биологических наук.
– Алексей Васильевич, предлагаю подробнее поговорить о том, чем занимается ваша лаборатория. Насколько я знаю, одна из тем – это городская среда и приспособление к ней диких животных. Многие даже не знают о том, что мы живем среди животных, не только домашних, но и диких. Мы все видим белок, но не знаем даже, сколько их в Москве, какие еще животные нас окружают, как они приспосабливаются, что им грозит, как правильно с ними сосуществовать, чем их кормить. Давайте поговорим об этом.
– Это очень актуальная тема, хотя не все это понимают, потому что город в нашем понимании – это среда, которая предназначена для жизни только человека. Действительно, и это тенденция общемировая, что всё больше людей стремится жить именно в городской среде. Человек, создавая среду для себя, начинает вытеснять из нее все, что там жило до него. Город начинает, как мы говорим, вбирать в себя естественные сообщества животных. Это приводит к тому, что города как бы становятся каменными джунглями, где может жить только человек.
Но оказалось, что это не совсем так. Животные тоже не хотят сдавать свои позиции и потихонечку начинают возвращаться в города. Сегодня мы видим это по Москве, что здесь сажают много деревьев, разбивают новые парки, выводят промышленные объекты, и город становится более приближенным к естественной среде. Здесь и человеку комфортней, и животным, которые могут здесь обитать. Есть целые группы видов, которые не навсегда ушли из города, и теперь они могут возвращаться. Это касается многих птиц, например. Я живу рядом с Арбатом, и практически каждый год слышу, как весной соловьи поют даже на Садовом кольце. Такая тенденция.
– Все заметили, что стало больше белок.
– Да, стало больше белок. Возвращается бобр. Не так давно это был краснокнижный вид, который охраняли много лет, а сейчас это просто напасть. Он создает в Лосином Острове, в пойме Сетуни большие колонии и подбирается всё ближе к центру. Оказывается, что для него городская среда достаточно благоприятная.
– Ну а лосей становится больше?
– С лосем труднее, потому что ему надо все-таки пересечь МКАД, который является очень серьезной границей. Многие виды физически не могут преодолеть этот барьер.
– Знаю, что в европейских странах строят экодуки для таких животных, которым нужно перебраться с одной стороны на другую. В Москве пока таких сооружений нет?
– В Москве пока нет, но на магистралях уже есть экодуки – в том числе, подземные, расположенные под дорожным полотном, и не только для лосей, а в том числе для рептилий, для амфибий. Всё больше появляется видов, которые возвращаются в город и начинают активно его заселять. Есть даже чужеродные, инвазивные виды, например, попугаи, которые заселяют многие европейские города. Они внедряются в воробьиные стаи, образуют совместные группировки и становятся вполне полноценным компонентом городской экосистемы.
– А если говорить о Москве, есть ли у нас такие инвазивные виды?
– Москва отличается от европейских городов тем, что здесь тяжело пережить зиму. Это критический фактор, который лимитирует для многих видов существование в городе. Но, тем не менее, сейчас у нас появилась каменная куница, которой никогда не было, белка-летяга, некоторые виды птиц, ласка, которая была в Москве в 50-х годах, потом исчезла. Мы видим определенную тенденцию к увеличению разнообразия. Если мы сначала наблюдали спад количества видов млекопитающих, которые здесь живут, то сейчас мы видим некоторый подъем.
– А это хорошо, что они возвращаются в город?
– Если это контролируется, не вызывает таких массовых размножений, когда это становится опасно с эпидемиологической точки зрения, тогда это, наверное, хорошо, потому что это говорит о том, что среда здоровая, и если человеку хорошо, значит, и им хорошо. И наоборот. Такие работы у нас проводятся: анализируют содержание тяжелых металлов, например, в шерсти, и результаты таких исследований можно использовать для контроля благополучия среды.
– Как человек должен себя вести по отношению к диким животным? Все любят кормить уток, чаще всего хлебом. Любят подкармливать белочек с руки, что вроде бы тоже не очень хорошо, потому что белки могут и укусить, и быть переносчиками болезней. Какие есть общие правила правильного поведения человека в отношении диких животных?
– Думаю, самое главное, надо просто соблюдать меру. Я противник того, чтобы кормили на улицах собак или кошек, потому что они тоже могут разносить инфекции. Сейчас Москва практически избавлена от бездомных собак. Это было кардинальным решением, когда их стерилизовали, устраивали питомники. Когда они концентрировались вокруг помоек, складов, они представляли определенную опасность для людей и домашних животных. Крыс на помойках тоже стало меньше, а раньше это было страшное дело. Всё это нужно обязательно контролировать, отслеживать эпидемиологическую ситуацию, особенно когда речь идет об эпидемиологически опасных видах.
– Надо ли кормить уток или белок?
– Думаю, что сейчас вы никого от этого не отучите. Человек хочет общаться с живой природой, поэтому запретить людям кормить лебедей, уток или белок невозможно. (00:09:03)
– Правда ли, что хлебом их кормить нельзя, это для них опасно?
– Считается, что это нездоровая пища. Но вопрос в том, что животные тоже изменяют свои пищевые предпочтения. Это уже показано, есть научные работы, свидетельствующие о том, что у некоторых видов перестраивается обмен и они легче переваривают углеводы, в частности хлеб, чем те же самые виды, которые живут в дикой природе. Нельзя говорить, что это категорически опасно и они будут умирать от этого. Хотя, конечно, нежелательно.
– Следующая тема, которой занимается ваша лаборатория, – спячка млекопитающих. Насколько это выгодно животным, как они регулируют ее в зависимости от условий среды? Для чего вообще животным нужна спячка? Почему мы, например, в нее не впадаем? Хотя мне иногда кажется, что некоторые впадают.
– Это отдельная тема, больше связанная с физиологией. Известно, что есть виды, которые не могут не спать,– это, например, сурки, суслики. Они живут в достаточно холодном климате, и зимой корм не собирают. Поэтому им нужно накопить достаточно жира, чтобы потом уйти в спячку и спокойно пережить это несчастье – холода. Причем есть виды, например, желтый суслик, который девять месяцев в году проводит в спячке, и всего три месяца у него остается на все остальное. Ему надо проснуться, найти партнера, размножиться, накопить себе новую порцию жира на следующую зиму. Это удивительное приспособление – спячка.
Причем ни один вид не спит постоянно, они все просыпаются. Две, три недели максимум животные могут находиться в состоянии гипотермии - с низкой температурой тела. Потом они должны проснуться, могут выйти на поверхность, поесть, подвигаться, и опять заснуть. А некоторые просто просыпаются, активизируют мозговую деятельность и обмен веществ, а потом опять возвращаются в состояние сна. Это очень мощный механизм, очень совершенный, нужный для того чтобы пережить этот трудный период.
А есть виды, у которых кратковременная спячка. Мы называем это торпором, когда температура падает не сильно, с тридцати восьми до примерно 16-ти градусов. Такие виды под утро, когда самое холодное время, снижают температуру, впадают в оцепенение, лежат у себя в норке и потом пробуждаются.
– Это не то же самое, что люди? Мы же тоже спим каждый день.
– У человека во время сна температура падает на один-полтора градуса, а может, и меньше. А здесь температура падает существенно. Все процессы замедляются, дыхание гораздо реже. Это состояние ближе к настоящей спячке, но еще не совсем, поскольку они могут быстро выйти из этого состояния.
– Если человек обнаружит животное в состоянии спячки, то может подумать, что оно умерло.
– А на самом деле оно в топоре. У нас есть животные в эксперименте, когда берешь их в руку, и можно подумать, что он мертвый, хотя это совсем не так. Например, монгольские хомячки. Очень симпатичные звери. У них есть интересная особенность – в зависимости от условий они могут перестраиваться, впадать в 2-3-дневную спячку в течение там зимы 50 раз, а могут ни разу. Такая вот подвижная система. Мы считаем, что это самая оптимальная стратегия, потому что она позволяет идеально приспособиться к существующим условиям.
Или обыкновенный хомяк, которого мы изучаем сейчас очень детально. Это исчезающий вид, и про него очень много сейчас пишут и говорят, потому что его было очень много, и вдруг численность начала резко снижаться, и сейчас в Европе настоящаякатастрофа. Мы участники научного сообщества, которое занимается восстановлением обыкновенного хомяка, попыткой вернуть его в естественную среду. Кстати, этот вид обитает в Москве в том числе, на Борисовских прудах. А еще мы изучаем поведение обыкновенного хомяка в Симферополе. И видим, что в городе он спит (впадает в спячку) гораздо реже, чем за городом. Дело в том, что в городе для вида есть условия: в городском парке много еды, продается попкорн (который люди не доедают), обилие плодовых деревьев. Поэтому необходимости спать у него нет. Хомяки запасают корм, либо выходят на поверхность и едят, когда им надо.
– Алексей Васильевич, вы сказали об обыкновенном хомяке как одном из видов, который перешел в категорию угрожаемых. Но ведь таких видов немало. Каким еще животным которых раньше было много, угрожает исчезновение?
– Это загадочная история. Например, крапчатый суслик, который тоже был вредителем и его, считалось, надо активно уничтожать. Это были целые кампании – его дымом травили, фосфидом цинка…
– Так же, как китайцы уничтожали воробьев, а потом их завозили из Советского Союза, потому что развелось немереное количество вредных насекомых.
– Да, с сусликом произошло то же. Оказывается, численность его резко сократилась, и из массового вида, широкоареального, он превратился в исчезающий, редкий. И сейчас есть программа, как и с хомяком, восстановления: пытаются выращивать его в питомниках и выпускать. Но это не очень пока хорошо удается. Причины сокращеия таких видов не очень понятны.
– Почему нужно восстанавливать этот вид?
– Потому что это все – компоненты естественных экосистем, они должны быть. Не будет суслика – не будет хищных птиц, не будет хищных птиц – соответственно, некому будет бороться с полевками, которые также являются вредителями. Это сложная цепочка, которая должна поддерживаться в балансе.
– Вы сказали про бобров, что их стало слишком много. Знаю, что начались разговоры о том, что их численность надо сокращать. Не произойдет ли в результате этого какой-то экологической катастрофы – не будет бобров, исчезнет еще кто-то?
– Бобры сильно изменяют среду. Это - средообразующий вид. Если тот же хомяк выроет несколько нор, никому не будет от этого плохо. А с бобрами опасность в том, что они могут сделать пару плотин и затопить большую территорию, в результате чего начинается заболачивание, появляются комары, и, конечно, это фактор не очень приятный.
– Как вы считаете, какое поведение человека здесь оптимально?
– Я считаю, что нужно оставить бобра, допустим, в Лосином Острове, чтобы люди видели, какие он строит хатки. Там очень красиво все сделано – дорожки, плотины, люди видят, живых плавающих бобров. Но допускать, чтоб они ходили по улицам или перестраивали плотины, нарушали водосток, – это нежелательно.
– А вообще человек должен вмешиваться в естественные условия размножения животных или лучше их не трогать?
– Иногда приходится, если речь идет о неконтролируемой вспышке численности. Например, в Словакии в начале 70-х была колоссальная вспышка численности хомяка. Никто не может понять почему. Там проводились рекреационные мероприятия, осушили большое количество заболоченных территорий, торфяников, и после этого началось. Хомяков там были миллионы, они бегали по дорогам, попадали по колеса машин. Начались болезни, например, туляремия. Это произошло буквально в течение одного года. И как тут не вмешаться? Конечно, применяли яды, пытаясь сократить численность. Но потом произошел резкий спад, и теперь хомяка восстанавливают.
– Ну вот видите, опять перегнули палку.
– Может быть, это была и естественная регуляция. Животные тоже контролируют свою численность, у них есть определенные механизмы, контролирующие размножение. Я считаю, что человек должен контролировать среду, которую он меняет. Если он начинает засевать поля монокультурами на тысячи гектаров, то нужно понимать, что это вызовет определенные изменения. Надо мониторить ситуацию.
– Алексей Васильевич, я знаю, что обе ваши диссертации были посвящены вопросам обоняния у животных, и в частности у тех же хомяков. Насколько важно обоняние в жизни животного организма?
– Мы, люди, ориентируемся главным образом на зрение и слух. Вся наша жизнь крутится вокруг этого. Когда у человека ухудшается зрение или, не дай бог, он теряет его, жизнь сразу становится очень сложной. У животных «глазами» является обоняние. И поэтому они строят свой мир на основе запахов. Как они это делают, я думаю, мы еще долго не узнаем. Мы этой темой давно занимаемся и склоняемся к тому, что это не просто некий алфавит, а картина более сложная, мозаика, которая собирает из многих компонентов. В частности, я занимался тем, что помимо индивидуального запаха, который непонятно, как кодируется, есть запахи, связанные с поиском полового партнера, например. Как животные определяют, что это самка, а это самец? Оказывается, эта способность закладывается генетически, и многие виды уже при рождении знают, какой запах им нужно выбирать. В частности, допустим, запах противоположного пола.
– Мне кажется, у людей все это в какой-то степени тоже присутствует. Я даже готовила материал о том, что мы любим не только глазами, но и носом. Запахи для человека в выборе партнера крайне важны.
– С этим много работают, хотя у нас почему-то этой проблеме уделяют меньше внимания. А за рубежом есть Монелловский центр, который ведет в этом направлении обширные работы. Это очень интересно.
– Соответственно, тема потери обоняния сейчас очень популярна в связи с эпидемией коронавирусной инфекции. Многие люди испытали это, причем это состояние может быть очень длительным. Что может означать для биологического организма потеря или нарушение обоняния?
– Думаю, для человека это крайне неприятно, но всё же не фатально. А вот для животных это большая беда. У Хэрриота, по-моему, был рассказ, когда привели старую собаку, которая потеряла зрение, зубов у неё уже не было. И хозяин не знал, что делать, как помочь псу. И ему дают совет – вы его вот просто водите каждый день по знакомым дорожкам, чтобы все запахи были знакомы. Проходит время, и хозяин говорит – слушайте, вы прямо меня спасли, собака ходит так, как будто у нее все нормально, и глаза ей не нужны. Для животных это принципиальный момент – потеря обоняния.
– Может ли информация о запахах у животных быть полезной людям? Может быть, это поможет им развить какие-то недоразвитые способности?
– Думаю, мы просто недооцениваем человека, в том числе, человеческое обоняние. В древости это чувство, несомненно, означало нечто значительно большее, чем для современного человека. Вполне возможно, со временем человечество начнет более полно использовать чувства, данные ему природой. В том числе, своё обоняние.
Посмотреть видео интервью можно по ссылке.